Из книги А.Вертинского «Дорогой длинною».
Ташкент.
17 марта 1948 г.
Пекочка, дорогая!
Ты не можешь представить, что я испытал за эту дорогу,
Приехав на вокзал, я показал билет проводнику и положил его… в наружный карман зимнего пальто, потом в купе я отдал пальто Маруське (1) вместе с билетом. И тут началось.
Сначала я заплатил штраф 142 рубля. Потом я дал телеграмму т. Егорову (2). Но ответа не было ни на одной станции, и мне пришлось взять новый билет. Денег у меня было 300 р. 142 — я уже заплатил. В общем, с Гурием мы наскребли 200 р. А билет стоит 500 р.! 200 р. мне дал академик Умаров — узбекский академик, кот., на мое счастье, слушал меня в Политехническом вместе с министром Кафтановым. 200 у меня было, и 100 р. дал проводник. Я даю телеграмму в Ташкент, чтобы встречали с деньгами. Поезд опаздывает на 6 часов, но в пути нагоняет и приходит вовремя. Приезжаю в Ташкент, на вокзале — никого. А я должен проводнику 100 р. и не могу взять вещи. Я в отчаянье… Поезд через 20 м. уходит… и вдруг какой-то неизвестный человек говорит: т. Вертинский, вам нужны деньги? Пожалуйста. И дает мне 150 р.! Чудо! И только через час приехали на вокзал люди из Узгосэстрады. Оказывается, им сказали в справочной, что поезд опаздывает на 2 часа. И они себе спокойно сидели. Вот ужас! Дальше все уже было хорошо. Но сколько я наволновался, когда меня чуть ли не с поезда хотели снять! Я вспомнил тебя, как тебя сняли в Калинине. Ужас! Теперь все хорошо. Я в отеле. В номере цветы… Шампанское. Яблоки… и чудесные гранаты, кот. я никогда даже не видел, и изюм. Это они меня так встречают. Видно, что они старались. Но так вышло…
А потом, на мое счастье, потухло электричество на весь вечер. И вот сейчас зажглось. Я и пишу тебе это письмо. Билеты все проданы. Завтра концерт. Будем надеяться, что все будет хорошо. Тут редиска, свежие огурцы и лук зеленый, постараюсь вам послать!
Целую доченек и тебя, моя любимая жена.
Саша
(1) Женщина, помогавшая семье Вертинских вести хозяйство.
(2)По-видимому, кто-то из железнодорожного начальства.
Ташкент
20 марта 1948 г.
Дорогая Пекочка!
Уже спел два концерта. Условия, о кот[орых] договорились в Москве, отпали. Из-за нового приказа Лебедева(1) кот[орый] абсолютно выбил почву из-под ног у всех людей этого рода. Но мы придумали другой способ — старый. В общем, придется больше работать. Приняли меня они от души. Номер в гостинице большой и хотя холодный, но с водой. В день приезда на столе были цветы, фрукты и вино — стараются.
Публика принимает не менее горячо. Никакой весны нет. Миндаль отцвел месяц назад и потом весь вымерз от внезапных морозов, так что у них будет «миндальный голод». Урюк — тоже. Пока сыро, холодно, особенно по вечерам, днем еще бывает солнце. Зелени нет, Деревья стоят голые. В общем, весна еще только будет в апреле. Пальто мое теплое мне бы здесь отнюдь не помешало, да и билет был бы цел. Я делаю вливания йода. Здесь чудный врач — проф. Федорович. У него в госпитале мне делают все. Сегодня второе вливание. Узбекские артисты пришли все на концерт. Помнишь Халиму Насырову? Когда мы приехали, были на ее концерте в зале Чайковского? Вот она и оперные узбеки тоже. Театр тут построили новый, говорят, чудо архитектуры. Но я еще не видел. На днях соберутся директора из округа, будем говорить о гастролях дальнейших. Как себя ведут мои доченьки? Отдали Настеньку в группу? Халин(2) приехал? И что привез? Напиши мне подробно. Как твое здоровье и успехи в живописи? Напиши мне. Буду искать тебе горшочков. Тут есть уже огурцы, лук и редиска. Может быть, пришлю с оказией. Как кабинет? Уже красят его? Я себя чувствую неплохо. Профессор сказал, что у меня расширена печень, и дал еще «диуритин» пить целый месяц. Говорит, что витамин В1 очень хорошая штука. Не знаю, сколько успею сделать вливаний. Он говорит, что мое общее состояние «не так плохо». Это меня порадовало. Курить здесь нечего, а мои сигареты кончились. Перейду пока на «Казбек», а потом и совсем брошу. Кормят тут одним бараном, да и то старым. Но у меня еще есть московские запасы. Их я и доедаю. Хватит надолго. Снимали меня тут для Ташкента во всех видах и позах. Как я ни откручивался, пришлось терпеть. Когда будут карточки, пришлю. Немного позже вышлю деньги Шпильберг (3)и в Киев.. На концертах моих все сливки узбекского общества — от председателя Сов. министров начиная. Обещают угостить пловом где-то в горах. По-узбекски. Сидеть надо на полу. Как триста лет назад. Ну вот и все.
Целую крепко тебя, моя дорогая, примерная, образцовая жена, и моих очаровательных писенят. Привет Лидии Павловне. Пиши немножко.
Саша
(1) Работник Комитета по делам искусств.
(2) Ф. Л. Халин — работник советского консульства в Шанхае.
(3) Шпильберг врач знакомый по Шанхаю
4 октября 1956 г.
Дорогая Пекочка!
Хотя я под сильным впечатлением своего сценария и ни о чем думать не могу, я все же — по традиции — пишу тебе письмо. Только что оторвавшись от него. Сегодня переписчица отстучала мне на машинке «пролог» и «галопом» 15 страниц, и он зажил новой, «печатной» жизнью. Стал краше, строже, безукоризненней. Он родился и растет с каждым днем. Он красив, благороден, прекрасен в своем спокойствии печатного медлительного рассказа. Он красив. Я любуюсь его чистотой и конкретностью! Он живет уже без меня и помимо меня. Он — уже драгоценность. Завтра эта старая еврейка (которая скоро умрет, она как спичка!) придет в 10 ч. утра — работать. И я жду ее — как Ромео Джульетту! Дальше, дальше польется горькая повесть об одном человеке без Родины. Как он удался! Если бы ты только знала! Эта машинистка сегодня сказала мне:
— Вы знаете, я не могу печатать, у меня дрожь по всему телу
Может, я преувеличиваю? Не знаю. Кажется, нет. Увидишь! Ни одну сцену нельзя смотреть без волнения. Ничего банального. Ничего похожего на наши фильмы. Он должен потрясти всех. Я считаю, что уже в таком виде, как он есть, он может быть напечатан в любом журнале. А это ведь только «конспект» сценария!
Ну, довольно влюбляться в собственное детище, поговорим о другом. Сегодня пел концерт в доме отдыха, где «отдыхают» триста чемпионов, приготовленных на Олимпиаду, которая через месяц будет в Австралии: все они едут туда! Они живут здесь в чудном климате, тренируются, отдыхают — готовятся защищать «спортивную честь» нашей Родины. Им предоставлено все, чего только они могут пожелать! Сегодня их «угощали» Вертинским. В большой столовой устроили эстраду. Духота была страшная. Было человек 600. А столовая на 200 человек. Ко мне приходили боксеры, футболисты, бегуны, метатели дисков и пр.— самые лучшие из них, отобранные на Олимпиаду,— и говорили мне нежные слова. Я пел, теперь я дома. Устал. Поужинал. Не буду даже убирать грязную посуду. Что на меня не похоже. Лягу спать. Устал. Целую тебя в загривочек и моих лошадок! Больше писать не могу.
Саша
Р. S. Мне осталось здесь 3 концерта. Десятого я уеду в Самарканд, потом Сталинабад, потом Ашхабад. До 10-го пиши сюда, потом Сталинабад.
Р. Р. S. А посуду я все-таки не выдержал и перемыл!
7 октября 1956 г.
Пекулечек!
Сегодня у меня знаменательный день. Сегодня в 2 часа дня машинистка достучала последнюю сцену моего сценария и, получивши 200 рублей, «исчезла, утопая в сиянье голубого дня». На моем письменном столе в трех синих папках лежат три великолепно отпечатанных экземпляра моего сценария и являют собой нечто весомое, ощутимое и существующее. В каждом из них 103 страницы материала, ясного, конкретного и ни на что не похожего, как «солнце в консервах», как атомная энергия! Я хожу вокруг него, как кот вокруг сала, и нежно поглаживаю эти три синие папки, не решаясь даже заново перечесть их. Подождем, пока они будут переплетенными. Это — товар! Понимаешь? Это то, за что надо платить. В общем, при всей своей хохляцкой лени, я — молодец! Это 1/2 месяца напряженной работы. Завтра придет переплетчик, и я ему отдам мое детище. Посмотрим, как оно будет выглядеть после этого. Спасибо за поздравления! С этим меня стоит поздравлять.
Ташкент принимает меня, как наркоз,— и охотно, и азартно. Несмотря на то, что весь город «на хлопке», до детей включительно, концерты мои переполнены. Меня засыпают цветами. У меня в номере в кастрюлях, ведрах, кувшинах, банках и стаканах стоят цветы. Огромная кастрюля роз, невероятных размеров георгины, туберозы, гвоздики, астры.
И это вовсе не цветочное время. Где они берут их?
Слова изумительные. Они, по-видимому, большие друзья Ахматовой, потому что несколько стихотворений в ее книге посвящены им обоим. Они говорят верно: «Она окаменела в своем гордом одиночестве и уже… памятник самой ce6e!..»
Теперь у меня три дня отдыха до Самарканда. Это прямо необходимо, потому что у меня болит горло от переутомления. В четверг улечу в Самарканд. Получила ли ты деньги? Мы сделали все для этого. Если опять эти сволочи не дадут, телеграфируй — я вышлю немедленно. Целую тебя, жена дорогая, крепко и тепло. Доченек тоже.
Твой Саша.
Комментариев нет:
Отправить комментарий